Сёма Хулиму ( фамилиё у яво такое...)

Тут мне поставили на вид, причем в реале (телефонный звонок — он ведь виртуалом не является теперь?), причем граждане из числа «чукча не писатель», ни на одном из посещаемых мною ресурсов не зарегистрированные, что я мало пишу, и люди изнывают от любопытства, что там с очередным приступом аквариумной паранойи и как живет юный жених Сёма. О нем я подробно рассказывал уже, вкратце поясню ещё раз, что нынче летом, когда нам надоели проблемы с искусственным осеменениемкоров, — а их на следующийгод будет какбэ три, — мы вскладчину с молодыми нашими, владельцами 33,3% процентов поголовья КРС, купили двухнедельного задохлика бычка. Благодаря нашей светлой идее его не пришибли за полной ненадобностью сразу после рождения, а даже напоили молозивом и продержали означенные недели. Хоть на просроченном кефире, но все же помереть не дали. И к великой моей радости приучили пить из ведра.

У нас на свежем, хотя и во избежание, разбавленном наполовину молоке он подрос, окреп, перешел на вольный выпас, болтаясь с тетками Симкой (Сикимора II) и Монькой (Моргана), благо, лишенный с детства родительской заботы, так и не догадался сосать вымя. А то прецеденты были. Судьба его, в общем, предполагает быть печальной. Мы надеемся, что на следующее лето, достигнув годовалого возраста, он сообразит, что делать с тремя прекрасными дамами и от опупей с вызовом техника-осеменителя мы будем избавлены. После чего ему останется жить до первого снега, ибо держать ради трех коров взрослого быка, да ещё голштина, у которых и коровы-то по 700 кило вырастают, совершенно нерационально и небезопасно. На смену же ему планируется купить уже загодя, в конце зимы, очередного жениха и желательно — костромича, ибо нефиг полукровок плодить, да ипрактичней костромские для ПХ.

В ноябре, когда был сделан этот снимок, ему было пять месяцев


В масштабе сравнения с теткой Симкой

Надо сказать, что туповат он даже для бычка. Которых я повидал много. Когда открываешь стойло, он, вскочив, минут пять стоит. Потом высовывается в дверь и торчит там ещё столько же, глядя, как я увожу из двора Симку. Потом начинает орать, с места при том не трогаясь. (За что и «фамилию» получил). Когда я уже вывел корову из загона, он-таки начинает движение. Притормаживая, однако, на неких рубежах. Первый — зады сеновала, где сидит на цепи Чуча. Последнего он уже особо не боится, да тот и не бросается и даже пугать не пробует, все-таки ребеночек кабысдоха нашего больше минимум вчетверо. Но постоять, пялясь на горько рыдающего, — опять не взяли! — пса, — святое дело! Даже сейчас, когда за малолюдьем в деревне и общим поумнением собаки, Чуча пользуется куда большей свободой, чем летом, и в большинстве случаев в момент развода парнокопытных уже шляется где-то, остановка у его местожительства обязательна. Следующая — в воротах. К этому времени я с коровой уже на опушке ольшаника, за которым основной выпас. Около участка как бы НЗ, я там привязываю худобу только когда неохота вести дальше, в сильную непогоду или если вечером припозднился с дойкой (пасутся круглосуточно). Выбравшись из ворот, он втыкается в первый попавшийся пучок травы и начинает его жевать. Все стадные инстинкты побоку. Тут мое терпение обычно лопается, я пристегиваю корову к дереву в начале тропинки, выламываю хворостину и возвратившись, загоняю олуха в лесок. С тропинки он обычно не сворачивает, а трусит за нами. Обратно — примерно такая же процедура, только тут подгонять не считаю нужным. Придет… Поскольку при всей глупости он уяснил, что по возвращении в стойло ковш гранул ему полагается. Правда, сбившись порой с пути, он утыкается в забор и уставившись через две изгороди на родную сарайку, начинает вновь орать, уже дольше, пока, — голод не тетка! — соображает, что надо вернуться вдоль забора, завернуть за угол и найти ворота. Чудовищный грязнуля. Хотя стойло просторное и подстилку я туда подкладываю, Сёма норовитулечься в собственную лепешку и, более того, умудряется это делать даже на лугу. Когда принялся почесывать рожки, втолковать ему, что об хозяина это делать не надо, удавалось, как правило, только примерно с десятой звездюлины, когда отбитый об морду телячьего лица кулак уже начинал болеть. На зов идет с такими же отсрочками. Правда, если в руках ведро с комбикормом — движение заметно ускоряется, надо сказать. Про сухарики уже понимает. Чесать себя позволяет, хотя такого кайфа, как Симка при этом явно не ловит.


вот чего у него для меня примечательно, так это цвет кожи. Под реденькой шерсткой на белых участках она такая вот светло-апельсиноваяНу, так я с чистокровками- голштинами дела не имел, две предыдущие телки от Симки — помесные, у них шкура обычная.

Последняя же Симкина дочка, Фалька, наоборот целиком костромичка. Она старше жениха почти вдвое, родилась в феврале, выглядит мохнато и сурово.


. При взгляде на неё вспоминается заходеровское:"Никакого нет резона у себя держать бизона, так как это жвачное - грубое и мрачное"

Ея мигрирующие и занятые хозяева внимания уделяют мало, кормят -поят, конечно, но так чтоб по душам пообщаться — этого явно недостает. Потому она подходит только на предмет жратвы и если таковой не находится — отскакивает молодым стрекозлом. Их проблемы. Посмотрим, что через полтора года будет, когда придет пора доек. Я её раздоем и приручением заниматься не намерен, пущай хозяюшка пожинает плоды воспитания.