Гроссман С. "В декабре на вальдшнепиной тяге"

Поздний декабрьский вечер. За окном вьюга и минус семь, а мы, вернувшись домой с прогулки, сидим в теплой комнате за охотничьим столом. Точнее, в старом кресле разместился Ваш покорный слуга, а под столом лежит шотландский сеттер Лорд. Сегодня ему исполнилось одиннадцать лет, и это событие мы с супругой отметили праздничным ужином. Виновнику торжества были подарены парные телячьи ребрышки, сочетающие вкуснейшее мясо и аппетитно хрустящие нежные косточки. Оценив подарок по достоинству, Лорд спит сейчас на моих ногах, и от этого становится еще уютнее и теплее.
Передо мной, на специально сделанной двухъярусной деревянной полочке, стоят, освещаемые настольной лампой, охотничьи книги. В этом небольшом литературно-охотничьем собрании есть особо хранимые экземпляры из отцовской библиотеки - "Настольная книга охотника-спортсмена" в двух томах и "Спутник промыслового охотника". В детстве это были мои самые любимые учебники. Помню, находясь под впечатлением от прочитанного и увиденного на страницах этих, теперь уже раритетных изданий, я мог часами вертеться в магазине возле оружейного отдела, каждый раз зачарованно провожая глазами очередного счастливчика, купившего настоящее охотничье ружье. С тех пор прошло сорок лет, но каждый раз, когда я беру в руки эти книги, моя душа возвращается в то далекое и волнительное состояние начала познания удивительного и ни на что не похожего мира охоты.
Рядом с книжной полкой стоит маленький двухкассетный магнитофон. Он был куплен в марте 1991 года перед возвращением в Россию из Германии, где мне довелось служить под Лейпцигом, в одной из частей ПВО Западной Группы Войск. По тем временам этот аппарат представлялся чудом японской техники. Он мог работать и от сети и от батареек, но главной его особенностью был встроенный микрофон, внешне представляющий собой одно маленькое отверстие в корпусе. И хотя в магазине при мне была осуществлена предпродажная проверка магнитофона, все-таки возникли большие сомнения в технических возможностях такого миниатюрного микрофонного канала. Каково же было мое неподдельное удивление, когда, прибыв домой и удалившись от магнитофона насколько это позволяли габариты комнаты, я шепотом посчитал до трех, и все это оказалось отчетливо записано на пленку. После этого чудо-аппарат был бережно упакован, и после пересечения в железнодорожном контейнере трех государственных границ, оказался в городе Всеволожске Ленинградской области, где мы временно проживали в тещиной квартире, так как в воинских частях жилья для офицеров и членов их семей хронически не хватало. Сколько лет и как, среди коробок и ящиков, мы жили у тещи, описывать не стану. Это тема для отдельной книги. Скажу только, что, когда, после нескольких лет службы в забайкальских степях и немецких парковых лесах я вернулся в край озер, рек и болот, мной с каждым днем все сильнее стала овладевать заветная мечта о приобретении охотничьей собаки, причем непременно легавой. Но при такой жилищной ситуации появление щенка в тещиной квартире было делом абсолютно нереальным. С другой стороны, если в жизни что-то не сбылось, то в последствии не столько угнетает сам факт несбывшейся мечты, сколько осознание того, что для ее осуществления ничего не было сделано. В конце концов, попытка - не пытка, и в режиме повышенной секретности был тщательно продуман и в деталях разработан план приобретения охотничьей собаки.
Успешно охотиться, как это всем давно известно, можно с легавой любой породы, но, справедливости ради, надо признать, что помимо этого, только в сеттерах аристократическая интеллигентность и благородство достойно сочетаются с беззаветной преданностью, верностью и добродушием. В свою очередь, мне, почему-то казалось, что эти качества в наибольшей степени присущи именно шотландскому сеттеру. Дальнейшая охотничья жизнь не только подтвердила это предположение, но и убедила меня в том, что из островных пород легавых собак, гордоны лучше всех приспособлены к непростым ландшафтным и климатическим условиям Ленинградской области. С точки зрения практической охоты поспорить с гордоном, на мой взгляд, может только дратхаар. Но если учитывать еще и эстетическую сторону охоты, то, конечно, сеттер - это сеттер, и первое место, все-таки принадлежит гордону.
Покривлю душой, если не сознаюсь в том, что с возрастом мой интерес к стрельбе по дичи постепенно угасает, а спортивная составляющая в работе с легавой выходит на первый план. Стиль поиска и красота стойки собаки - вот, что становится главным, и мне все больше импонируют горделивые манеры, охотничья страсть и скульптурные стойки пойнтера.
Но это сегодня, а в мае 1991 года с целью реализации плана приобретения охотничьей собаки я в тайне от жены посетил Клуб кровного охотничьего собаководства при Ленинградском областном обществе охотников и рыболовов, который тогда находился на Литовском проспекте, в доме 21 6.
В клубе меня встретила доска с объявлениями, в центре которой размещался типографский плакат, специально выпущенный к 100-летию шотландского сеттера. Мне это показалось глубоко символичным и окончательно убедило в правильности выбора породы. Познакомившись с ленинградскими гордонистами, я, к великому сожалению, узнал, что щенки весенних пометов уже месяц как на руках, а осенние пометы довольно редки по причине некоторых особенностей выращивания щенков в зимних условиях. Таким образом, решение вопроса автоматически откладывалось почти на год. Но поскольку от жены и тещи разрешение на покупку сеттера пока еще получено не было, то это время было решено использовать для дальнейшего воплощения намеченного плана. Не сразу, но все-таки удалось уговорить супругу "просто посмотреть" областную выставку собак охотничьих пород, которая ежегодно проводится на одном из стадионов города. Там же выяснилось, что моя спутница жизни равнодушна к короткошерстным, пегим, крапчатым, бородатым и бесхвостым собакам. Симпатию вызвали западно-сибирские лайки и... "темные собаки, лохматые с оранжевым". Напустив показное равнодушие, я сказал:
- А, эти-то. Это черно-подпалый сеттер или сеттер-гордон. Но, по-моему, крапчатый сеттер гораздо эффектнее черного.
Какой из сеттеров эффектнее, супруге, конечно, было абсолютно все равно, но, отстаивая свое мнение, она мгновенно перешла в нападение:
- Что ты можешь понимать в цветовой гамме, когда всю жизнь носишь зеленые брюки, зеленую рубашку и зеленый галстук?!
В общем, началась обычная задушевная беседа. Умышленно говоря на черное белое и приводя совершенно неаргументированные и даже не логичные доводы, я бессовестным образом играл на нервах у супруги, которая в споре со мной, сама того не замечая, довольно убедительно отстаивала преимущества темного окраса гордонов. Вот так день за днем, шаг за шагом, медленно и незаметно плелась эта паутина, в которой жена и теща окончательно запутались осенью, когда я вернулся с охоты по пояс мокрый, с двумя утками в ягдташе. Пока шампунь и мыло боролись с торфяной грязью и болотной тиной, супруга приготовила уток и накрыла стол. После нескольких стопочек, невзначай было сказано, что сбил-то я пять уток, а вот взял только двух и начерпал в болотники воды, пока в ходящих ходуном плавнях искал трех уток, да без собаки их не найти. Раскрасневшаяся теща, искренне испугавшись за возможные последствия такой охоты и предупредив, что так и утонуть можно, буквально потребовала, чтобы у меня была "утятница". Разумеется, не в виде посуды для приготовления уток, а в смысле собаки подающей дичь с воды и суши. На удивление мирно настроенная жена категорично возразить по этому поводу не смогла, а может быть, и не захотела. Дело было сделано, а через неделю стало известно, что один питерский заводчик решил от своей немолодой суки взять щенка, чтобы к следующей осени его можно было начать натаскивать в поле. Поскольку владельцу кобеля щенок был не нужен, а заводчику нужна была сука, то я немедленно записался на алиментного кобелька. В декабре на свет появились восемь щенков, один из которых, теперь уже состарившийся и поседевший, лежит в моих ногах.
В середине апреля 1992 года, с четырехмесячным Лордом и японским магнитофоном, по Дороге жизни я приехал в дачный поселок Ваганово. Не доехав полтора километра до мемориала "Разорванное кольцо", мы оставили машину на обочине, свернули направо в лес и, пройдя минут двадцать по давно неезженной лесной дороге, вышли на поляну, которая отдельными деревьями и кустарником соединялась с такими же свободными от растительности островками. То, что надо! Солнце почти скрылось за лесом, и вот-вот должна начаться тяга вальдшнепов. Установив магнитофон на невысокой кочке в центре поляны, включаю его на запись. Впоследствии мы с Лордом слушали эту кассету много раз и знаем ее досконально, как когда-то солдаты из дальних гарнизонов знали наизусть фильм "Чапаев". Теперь мы слушаем ее не часто, под настроение. Сегодня у Лорда день рождения. Одиннадцать лет! Для рабочей охотничьей собаки это очень солидный возраст. Сквозь узоры на стекле я смотрю на снегопад. Под нахлынувшие воспоминания вставляю заветную кассету в магнитофон, включаю воспроизведение, и через несколько секунд комната наполняется трелями и щебетанием певчих лесных обитателей. Лорд тихонько стучит по полу пером, давая понять, что он хоть и спит, а тоже слушает.
Сквозь птичьи голоса слышится нарастающий гул. Это в вышине пролетает самолет. Своим инверсионным следом он, словно мелом, ведет белую линию по небесной синеве.
... Фыт-фыт-фыт-фыт-фыт... Это Лорд подошел к магнитофону и обнюхивает его. Когда он так обнюхивает что-нибудь дома, то жена говорит, что Лорд включил свой пылесос.
А вот слышно, как к железнодорожной платформе Ваганово подошла электричка, немного постояла и, свистнув на прощанье, удалилась в сторону Питера.
... О-гох, о-гох... А это дуплет, причем, браконьерский, поскольку весенняя охота еще не открыта. Тяга началась. Звучит команда: "Лорд, ко мне". Но занимающийся своим делом щенок не подходит. Произношу угрожающим тоном: "Ко мне!". Гордон, шлепая лапами, подбегает и садится в ожидании лакомства. Даю заранее подготовленный кусочек мяса и беру его на поводок. Отойдя на край поляны, занимаем позицию между двумя небольшими елочками. Благодаря маскировочной куртке, а главное преобладающему темному окрасу гордона, мы сливаемся с окружающей природой. Ждем минуту, другую. И вдруг слышится долгожданное... ци-лик... ци-лик, кво-ог, кво-ог... ци-лик, кво-ог...
Вальдшнеп! Вот он, как на ладони. Когда собака на поводке и в руках нет ружья, то все внимание - на происходящее вокруг, а на охоте основное внимание обращено на собаку: что она делает, и правильно ли она это делает. Поэтому сейчас есть возможность рассмотреть полет вальдшнепа в деталях. Медленно протянув над поляной, он скрывается за верхушками деревьев.



Столько лет охочусь, но до сих пор меня зачаровывает характерная манера брачного полета вальдшнепа, чем-то напоминающая взмахи крыльев бабочки махаон. Когда случается промах, и вальдшнеп, испугавшись грохота ружейного выстрела, делает зигзаг в сторону, полет его сбивается, становится дерганным и похожим на полет обыкновенной птицы. После выстрела напряженно смотрю ему вслед, и если через несколько мгновений вальдшнеп, радостно циликнув, вновь "превращается" в бабочку, я, облегченно вздохнув, говорю: "Слава Богу!".
... Кар... кар. Ворона. Ну, как же, подруга, без тебя-то! Не замечая нас, ворона садится на ближайшую березу и, качаясь на согнувшейся под ее тяжестью ветке, осматривается по сторонам. Лорд с большим интересом смотрит на эту жар-птицу. Предупреждая возможные нежелательные действия щенка, командую: "Нельзя!". Гордон виновато садится, а ворона, с тревожным карканьем, быстро улетает прочь. Через несколько минут как-то неожиданно налетел вальдшнеп, а потом два протянули над соседней поляной.
... Ци-лик... ци-лик... ци-лик... Еще один! Но даже если бы охота былаоткрыта, и в руках находилось ружье, стрелять нельзя. Если не слышится характерное "кво-ог, кво-ог", то охотник обязан считать, что это налетела самочка. Каждая сбитая, только "циликающая" птица - это загубленный, еще не родившийся выводок. Для настоящего охотника это позор и самое варварское браконьерство.
Тем временем солнце медленно скрылось за лесом, небо стало темно-синим, и появилась первая звезда. В воздухе похолодало, поутих птичий гомон, а Лорд от нетерпения стал поскуливать и более интенсивно дергать поводок. На фоне зари еще хорошо видно, но мы, не дожидаясь полной темноты, берем аппарат и, не выключая его, начинаем выбираться из леса. Среди чвакающих и хлюпающих звуков наших шагов вдруг раздается... папа-па-па-па..., жвя... жвя... жвя... Это с небольшого лесного разлива поднялся кряковый селезень, но его самого в сгустившихся сумерках уже не видно. Где-то рядом протянул вальдшнеп. Все ближе и ближе шум от проезжающих по дороге машин, и... в комнате стало тихо.
Закончилась пленка, что щелчком подтвердил <автостоп> японского аппарата. За окном все также крутит вьюга, супруга, как всегда, поливает на ночь домашние цветы и растения, а нам пора ложиться спать. Выполнив традиционные мероприятия вечернего туалета и прихватив с собой "Календарь охоты" С. И. Огнева, лежа перечитываю раздел "Апрель", где описана охота на вальдшнепа. Покружившись возле кровати на одном месте, Лорд на полу сворачивается в клубок и, грустно вздохнув, засыпает. Вскоре и мои глаза незаметно закрываются, а книга, ставшая непомерно тяжелой, начинает маятником раскачиваться в ослабевших руках. В комнату входит супруга и, видя мою героическую борьбу со сном, решает прекратить это безобразие. Перешагнув через спящего Лорда и подойдя к кровати, она осторожно вынимает из моих рук книгу, снимает с меня очки и выключает свет. Хоть и невнятно, но все-таки успеваю сказать ей спасибо. Засыпая, я, словно наяву, вижу на малиновом полотне заката силуэт тянущего вальдшнепа, а сквозь завывания вьюги мне слышится... ци-лик..., кво-ог, кво-ог... ци-лик..., кво-ог...


Сокращённый вариант опубликован в журнале "Охотник" №12 за 2005 г.